Автор: TaniaS
Бета: Kurz und gut
Рейтинг: PG-13
Пейринг: Дживс/Вустер
Жанр: флафф
Дисклаймер: все права на персонажей принадлежат П. Г. Вудхаусу
Саммари: Берти осенило
Размер: мини
Предупреждение: слеш
П/а: Простите, я не хотела. Это все весна.
Знаете, бывает так: лежишь с утра в кровати, и тут как будто что-то ударяет тебе в голову. Идея, мысль, осознание.
Тем утром я лежал в своей кровати и думал о Дживсе. Сначала о том, что он задерживается со своим утренним подносом. Потом о том, как хорошо было вчера зайти к нему на кухню и поболтать о пустяках за чашкой какао и о том, что болтал в основном я, а Дживс просто слушал и еле заметно улыбался. Думал, что даже мои горячо любимые тетушки не способны слушать мою болтовню более получаса, а он слушал. Затем я думал о том, какие у него широкие плечи и красивая, прямая спина, о том, как ловко он управляется с домашними делами и как изящно двигаются его руки, протирающие пыль.
И тут меня как ударило. Я широко открыл глаза и уставился в окно, на восходящее над Лондоном солнце.
Я люблю Дживса. Люблю теплые глаза, люблю сильные, изящные руки, люблю сдержанные покашливания. Люблю, как Гасси тритонов, люблю, как Мадлен ромашковых зайцев, люблю, как Таппи филе куропатки. И…
Ну в общем, вы поняли, что старина Бертрам влюбился в своего камердинера, как нежная барышня в трепетного юношу.
И в тот момент, когда меня озарило, в комнату как всегда бесшумно вплыл Дживс. Мой идеальный Дживс. Я широко улыбнулся и пожелал ему доброго утра.
- Доброе утро, сэр. – Он немного удивился, но все же слегка улыбнулся мне в ответ.
***
Позавтракав, я решил, что мне стоит прогуляться и подумать. Думаю, это открытие стоило того, чтобы его обдумать, поэтому в «Трутни» я не пошел. В этом клубе думать о чем либо совершенно невозможно— тебя тут же захватывает водоворот друзей и знакомых, их радости и горести, проблемы и всякие пустяки. Поэтому любимый клуб был мной категорически отвергнут.
Я направился в ближайший парк и сел там на первую попавшуюся скамейку и, глубоко вдохнув чистый весенний воздух, посмотрел на голубое небо, просвечивающее через сочные зленные листья парковых дубов. На душе было светло и тепло, хотелось петь, кричать и танцевать. Я чувствовал себя как ребенок или… как влюбленный. И это чувство было прекрасно.
Я закурил и попытался подумать о том, как сказать Дживсу о своих чувствах. Пытался предугадать его реакцию на такое признание, но все мои мысли неизменно превращались в тошнотворно-пошлые, в духе Мадлен Бассет, оды различным частям дживсового тела, а также его уму, обаянию и потрясающей изобретательности.
Уже через несколько часов весенний парк мне наскучил, и я решил вернуться в les pénates natales*. К Дживсу.
***
Он встретил меня веселым блеском в глазах и крайне доброжелательным тоном.
- Вам понравился ленч, сэр?
- Я не был в «Трутнях», старина. – Отдав шляпу и трость самому совершенному существу в мире, я плюхнулся на диван. - Я гулял по городу, сидел в парке.
- В парке, сэр? – Дживс позволил себе лишь легчайший оттенок удивления в голосе. - Если мне будет позволено уточнить, - я кивнул, - Насколько я помню, это времяпрепровождение не входило в число особенно любимых вами?
- Все течет, Дживс, все меняется.
Я удовольствием съел приготовленный Дживсом обед, сел за пианино, и до самого вечера пел веселые песенки из репертуара новых мюзиклов и классические романсы, следя за перемещениями Дживса по квартире. Он мелькал в самых разных ее уголках, то протирая пыль, то поливая цветы, то занимаясь какими-нибудь другими хозяйственными bagatelles**. Один раз, когда Дживс слишком надолго ушел на кухню, я позвал его и попросил открыть окна под предлогом того, что в комнате душно.
А вечером, после ужина, я совершил одну из главных глупостей моей жизни, которая чуть не лишила меня моего Дживса – напился.
***
Мне показалось, что хорошая пирушка, пусть и в гордом одиночестве, станет отличным завершением прекрасного дня.
Я попросил Дживса принести бренди, закрыть окна и развести огонь в камине. Спустя бутылку очень-очень крепкого бренди и половину веселого, увлекательного романа, я набрался смелости посмотреть на Дживса. Под «посмотреть» я имею ввиду не «бросить взгляд украдкой», а «пялиться, как баран на новые ворота».
Не замечая моего пристального взгляда, Дживс подошел к каминной полке и начал что-то на ней поправлять. Я залюбовался отсветами огня на его лакированных туфлях и его туго обтянутой черной тканью пиджака спиной. Я был так очарован этим зрелищем, что, наверное, как и всякий пьяный влюбленный, решился сделать то, на что у меня-трезвого не хватило бы смелости — признаться ему в своих чувствах.
Я сполз с кресла, как пьяная змея, и нетвердым, но тихим и решительным шагом направился к нему. Слегка покачиваясь, как яхта Стокера на волнах, я положил руку Дживсу на плечо. Он немного вздрогнул, как мне показалось, и обернулся.
- Сэр?
Я отчаянно пытался выдавить из себя хоть звук, но мой язык будто в морской узел завязали. Дело в том, что еще с зеленых лет у Бертрама Вустера есть одна особенность относительно алкоголя, если вышеозначенный Б. В. выпьет больше положенного, то речевой аппарат начинает его подводить.
- Я… - слабо проблеял упомянутый Б. В.
На пару минут воцарилось молчание, во время которого Дживс терпеливо и внимательно смотрел на меня. Но тут у него, как говорится, сдали нервы и он снова осторожно спросил:
- Сэр?
Я мысленно послал его к черту, потому что мне почти удалось выговорить букву «л», а он сбил меня. Я еще некоторое время пытался бороться со своим языком, но меня снова прервали. Хотя и более приятным образом. Я вдруг обнаружил губы Дживса на своих губах. Скажу вам честно: это было одно из самых восхитительных чувств в моей жизни.
***
Я плохо помню, что было после поцелуя, только, что это было восхитительно, великолепно, волшебно и я был абсолютно счастлив, засыпая в объятьях Дживса.
Так что одинокое пробуждение в холодной постели было для меня очень неприятным сюрпризом. Я всей кожей чувствовал, что произошло что-то ужасное и чудовищное. Я резко вскочил с постели и огляделся. Дживса в комнате не было, как и каких либо следов его недавнего пребывания. «Может мне все приснилось?» - подумал я, но обнаруженный мной буквально через мгновенье листок бумаги на туалетном столике опроверг эту мысль. Я прочел его по диагонали, и, хотите верьте, хотите – нет, но первой моей мыслью было: «Бертрам, ты непроходимо тупой осел.»
«Простите», «…непозволительное поведение с моей стороны…», «… воспользовался положением…» и самое страшное «… вынужден уйти…» — вот что было в этой записке.
Сшибая по пути мелкие предметы интерьера, я выбежал в коридор с паническим воплем:
- Джи-и-и-и-ивс!
Он стоял у двери в своем черном котелке, одна рука сжимает ручку саквояжа, вторая лежит на дверной ручке.
- Дживс… - на этот раз едва слышно выдохнул я, - ты еще не ушел…
Он повернулся ко мне и на его щеках загорелся слабый румянец.
- Извините, сэр. Я немедленно исправлю эту непозволительную оплошность, – тихо, почти шепотом, сказал он.
- Стой! Подожди! Ты все не так понял!
Я рванулся к нему, схватил за лацканы шерстяного пальто и только в этот момент обнаружил, что абсолютно раздет. И почему-то мне было все равно…
- Я… Я люблю тебя. – Сказать эти слова стоило больших усилий, но я понимал, что если не преодолею свое смущение и страх сию же секунду, он уйдет.
Саквояж Дживса упал на пол с глухим звуком, а сам он с надеждой заглянул мне в глаза. Наверное прошла целая вечность и еще лет сто, пока кто либо из нас шевельнулся.
Дживс сгреб меня в объятья, и я с радостью прижался к его шерстяному пальто всем своим голым телом. Было тепло, как в детстве, когда меня сажали у самого огня с чашкой чая, но стало еще теплее — от поцелуев, которыми Дживс щедро осыпал мое лицо.
les pénates natales – родные пенаты
bagatelles - пустяки
|
